ttdz_000_033 text Zykov M.B. Kholmogorov Egor. Russky Projekt.

ttdz_000_033 text Zykov M.B. Kholmogorov Egor. Russky Projekt.

Зыков М.Б. Реставрация будущего. – Реферат: Холмогоров Е.С. Русский проект: Реставрация будущего. – М.: Издательство Алгоритм, Издательство Эксмо, 2005. – 448 с. – (Текущий момент). ISBN 5-699-12885-9

Егор (так в этом реферате мы будем обозначать Е.С. Холмогорова, приносим за это наши извинения, - МБЗ):   У России есть «… идеология, связывающая единой цепью Римскую  Империю, Византийскую Империю и Россию на многие столетия, [которая] стала смыслом государственного и народного бытия России…» и напоминает древние слова «два Рима падоша, а третий стоит, а четвертому не бытии» (с. 5). Но, к сожалению, от этой своей исконной и глубоко осмысленной идеологии Россия сегодня отчуждена (с. 6). Произошло это из-за переноса заповеди о смирении из личного плана на уровень национальной и государственной политики (с. 7) (c. 8).

         По мнению Егора, нормальный курс истории России должен состоять из трех отделов – Римской истории, Византийской истории и Русской истории, плавно перетекающих один в другой. В 19 веке благородные русские реакционеры М.Н. Катков и Д.А. Толстой пытались произвести «романизацию» уже разъедаемой либерализмом русской школы, отстаивая схему классического образования с двумя древними языками – латинским и греческим (с. 9). Но тогда России не удалось сплотиться вокруг целостной и стройной идеологии (с. 10).

         А ведь когда-то, оформившись в мощное государство, Московская Русь первым делом установила свою генеалогию от Древнего  Рима: «А римская печать нам  также не чужда: мы ведем род от Августа кесаря … А мы от государства господари, начавши от Августа кесаря из начала веков, и всем людям это ведомо», - писал царь Иоанн Грозный шведскому и польскому королям (с. 11). Нужна новая современная история Россия, понимаемая как история государственной традиции (с. 12) (с. 13).

             

     По мнению Егора, империя – это надежный панцырь для Церкви (с. 14). «Русские эту византийскую черту только усилили. У нашего народа было и есть поразительное свойство — не замечать культурных различий, не видеть их, — что отнюдь не равнозначно всеприятию и толерантности. Совсем напротив — это полная, доведенная до предела нетолерантность, отказ видеть в другом «другого» и признавать за ним какие-то особые права, вытекающие из его ….. «инаковости». Либо ты себя ведешь «по-человечески» и тогда русский не заметит особенных твоих отличий, либо же ты себя ведешь «не по-людски» и, соответственно, ты превращаешься в мебель, элемент пейзажа, а если будешь сильно злить, то в нелюдя. В общем, к «страданию за других» не один народ мира не склонен менее, нежели русские. Русские этих «других» просто не видят, а потому и страдать за них не собираются. Русские готовы страдать, умирать и бороться «за люди своя», за своих, за тех, кто вошел в русский мир, стал умом, душой и телом русским.

Правда, этот доведенный до предела психологический изоляционизм имеет и обратную сторону, которая и сыграла с нами дурную шутку, — русские не умеют соотносить себя с «другими», давать почувствовать своё превосходство, а сегодня, для того чтобы с нами начали считаться, мы должны давать его именно почувствовать, почти тыкать им в лицо каждому встречному в переулке. Но такое «тыкание» вряд ли может стать постоянной национальной привычкой. Если на уровне внешнем, поведенческом, — это несомненное поднятие своего статуса в собственных и чужих глазах, то на уровне психологическом и для самого себя — это «опускание».

Однако в России, слава Богу, существовало (с. 15)  и существует государство…», которое «… обязано быть умнее народа, причем на несколько голов».  ….. «Само чувство превосходства заложено в русских глубоко, как ни в одном другом народе мира, но вот чувство «превосходства над» должно быть осуществлено и проявлено целенаправленными государственными усилиями» (с. 16). По мнению Егора, главное дело, возложенное Богом на русских, - «народами править державно» (с. 17). Егор утверждает, что для русских характерно «имперское сознание» (с. 18): «Мы – третьи. Четвертым  - не бывать» (с. 19).

     Русская идея нашла свое современное отражение в русском национальном консервативнее (с. 20). Его кредо: Именно с защиты свободы и начинается русский консерватизм как идеология, в отличие от коллективистских фашизма или коммунизма. Каждый человек — создание Божие, уникальная и самоценная личность достойная уважения и права на творение своей судьбы, на то, чтобы «сбыться». Прежде всего, сбыться в Вечности, для Бога, сласти свою душу и украсить ее Божественной благодатью. Однако свобода бывает формальной и действительной. Человек может иметь «право на достойный труд», но при этом не уметь ничего путного сделать, а потому право останется нереализованным. Человек может иметь «свободу слова», но может не уметь говорить, или не уметь говорить достаточно красиво, интересно 'или убедительно, чтобы его слушали. И вновь — вместо свободы — фикция. Для реализации человеком личной свободы необходимы и обязательны условия ее реализации, пространство ее реализации в виде других людей.

Рожденного на свет человека принимает в свое лоно семья. Она обеспечивает ему первичную защиту, обучение, спокойствие, любовь, навыки общения с другими людьми. Окружение в городе и на селе учит обычаям (то есть формам общения с другими), умениям и навыкам. Народ и нация дают возможность приобщиться к высокой культуре, определить свое место в этом посюстороннем мире, найти общность с теми людьми, которые не являются твоими родственниками и знакомыми. Государство своим авторитетом обеспечивает права и свободу, защищает от насилия извне и изнутри. Наконец, Церковь оформляет неясные интуиции  человека о смысле жизни в целостное учение, говорит, что (с. 21) делать, чтобы «сбыться» не только в посюстороннем мире, но и в Вечности.

Та многоступенчатая структура общества, которая извне кажется властной иерархией, иерархией подчинения, подавления, а то и насилия, оказывается теми обязательными уровнями, на которых осуществляется человеческая свобода, тем скелетом, без которого человек не может стоять и состояться. Церковь, великое государство, великий народ чрезвычайно расширяют тот горизонт, который простирается перед человеком, дают ему такое пространство для действий и придают его деятельности такую значимость (возлагая и соответствующую ответственность), о которой на «местечковом уровне» невозможно и мечтать. Поэтому столь естественно чувство любви к своей стране и своему народу — ведь невозможно не любить свое, невозможно отрицать то, что для тебя столь же значимо, как и семья, как родные, любимые и близкие друзья.

Наше время становится временем небывалого наступления на человеческую свободу под предлогом ее защиты. Выражается это прежде всего в разрушении верхних этажей иерархии свободы, Церкви, Государства,

Нации, в сужении горизонта, на котором человек может сбыться, до небольшого круга, в утрате жизненной перспективы. Это наступление совершается, с одной стороны, во имя «частных интересов», а с другой стороны, во имя «общечеловечности». Человеку внушается, что единственным уровнем свободы является он сам, в своем физическом виде, а все, что находится дальше его носа — будь то семья, деревня или город, или народ и Родина, является давящей извне чуждой силой, которая его свободу не увеличивает, а ограничивает. Происхождение общества рассматривается не как процесс расширения способностей и возможностей, как ограничение вседозволенности. Для того чтобы как-то объяснить тот странный факт, что при всем при том люди не разбежались в разные стороны реализовывать свою вседозволенность по отдельности, вводится представление о «рынке», как о силе, вынуждающей людей идти на соглашения и компромиссы друг с другом к взаимной выгоде. Рынок — это уже не система взаимоподдержки, а система взаимоограничений, также понимается и государство, а в новейших доктринах экуменизма — и духовная жизнь человека.

Самореализация человека на либеральном «рынке» возможна только в форме возрастания на него «спроса», то есть желания других людей установить с ним контакт и совершить некий «обмен». Если иерархическое понимание свободы давало человеку цель и возможность стать святым, то есть выйти за пределы этого мира, будучи отшельником-затворником, перейти на новую, высшую ступень свободы — соединиться с Богом, то либерально-рыночное понимание свободы высшую ступеньку «свободы» видит только в одном — в максимальном «спросе» на человека как на товар на глобальном рынке, в превращении его в «звезду». Быть святым, достичь подлинной свободы и подлинного величия или быть «звездой», несчастным, обманутым умственным дошкольником, распевающим «ты попал на ти-ви, ты звезда». Вот он главный выбор нашего времени — выбор цели.

Место и значение народа и государства в жизни человека с консервативной точки зрения тем самым вполне ясны. Это не «орудия подавления», это не механизмы «согласования интересов субъектов рынка», это (с. 23) те уровни, те обязательные уровни, на которых разворачиваются жизнь и судьба человека, если он хочет быть человеком вполне. Без народа человек лишен языка, лишен культуры, лишен той спасительной системы предрассудков и предубеждений, без которой он остается умственным и психическим слепцом или импотентом. Другими словами, человек без народа — это маугли, либо не доросший до нормального человеческого общежития, либо проделавший над собой своеобразный «аборт» из культуры. Но иерархичность существует и внутри культур — совсем не одно и то же принадлежать к культуре великого, развитого, высокоцивилизованного народа и к культуре дикарского каннибальского племени. Совсем не одно и то же быть воспитанным в культуре, где заповеди «не убий», «не укради», «не лжесвидетельствуй» и «не прелюбодействуй» значат многое, и в той, где воздержание от тех или иных злых поступков запрещено только по отношению к своим, а по отношению к чужим действует закон джунглей. Другими словами, качество тех национальных и культурных горизонтов, открывающихся перед тем или иным человеком, также значительно различается. Можно говорить о существовании подлинных «уровней культурности» различных народов, дающих, соответственно, и разную степень свободы, можно говорить о существовании разных направлений культур одного уровня, которые различаются по направлению реализации этой свободы.

Для России и русских до какого-то момента дело обстояло просто. Русские осознавали себя носителями высочайшего уровня культуры, имеющей специфическую окраску. В самых разных классификационных схемах Россия неизменно оказывается в «высшей лиге» — русские обладают высокоразвитым «производящим (с. 24) хозяйством», они наследники высокой средиземноморской культуры, глубокой и возвышенной индоевропейской культурной традиции, они полноправные преемники античной традиции Древней Греции и Рима, в особенности — через Византию, они — носители христианской веры и христианской цивилизации в её древнейшей и чистейшей православной традиции. Наконец, они обладатели высокой и широко признанной европейской культуры, без вклада которой европейский культурный космос невозможно себе представить. Другими словами, по всем шкалам русская культура является культурой высочайшего уровня, но развивающейся в своем направлении и по своему пути.

Однако сравнительно недавно оказалось, что, по мнению влиятельной группы лиц и в самой России и за рубежом, Россия отнюдь не является культурой высочайшего уровня, поскольку такими культурами являются только культуры западные, то есть основанные на описанных выше принципах либерализма и рыночной модели социальных отношений. Обладая рядом экономических и технических преимуществ, культуры «западного» направления считают для себя необходимым навязывание себя в качестве нового уровня культуры (высшего, например, по сравнению с христианским или европейским) и поощряют третирование остальных культур как «низших». Русские, как носители наиболее влиятельной средиземноморски-христиански-европейской культуры, не трансформировавшейся в западную, подвергаются наиболее мощным нападкам и травле.

Влиятельное идеологически-политическое направление, которое вполне резонно названо русофобией, пропагандирует идеи, согласно которым, по определению Игоря Шафаревича, «русские — это народ рабов, всегда преклонявшихся перед жестокостью (с. 25) и пресмыкавшихся перед сильной властью, ненавидевших все чужое и враждебных культуре, а Россия — вечный рассадник деспотизма и тоталитаризма, опасный для остального мира». Русофобия весьма интенсивно пропагандируется русским, а в нынешний кризисный момент русской государственности стала почти официальной идеологией захватившего власть в начале 1990-х правящего слоя, который, осуществив широкомасштабное расхищение национальных богатств, нанеся чудовищной силы удары по русской государственности, по культуре и даже физическому здоровью нации, может оправдать свою легитимность только тем, чтобы провозглашать себя «истинно культурными людьми», внедряющими начала рынка и либерализма в стране диких варваров и «совков».

Идеология русофобии является двухслойной. Верхний слой — это проповедь принятия западных ценностей как перехода на «новый уровень культуры», открывающий для человека более широкие горизонты свободы (что, как мы увидели выше, не соответствует действительности). Русским говорят: станьте такими, как Запад, и все у вас будет хорошо. Однако если бы русофобия ограничивалась этим, то это было бы просто западничество, одна из возможных для России идеологий. Никакой русофобии не было бы. Русофобия начинается там, где под верхним слоем обнаруживаются подлинно сатанинские глубины: никогда русским не стать Западом, всегда им суждено быть варварами, дикарями, чудовищами. Что бы русские ни делали, все у них будет плохо и недостойно «настоящих людей». Другими словами, русофобия — это не неприятие определенного уровня культуры, а ненависть к определенному направлению культуры, которое и определяет то специфически русское, что есть в русских. Для того чтобы «стать (с. 26) Западом», русские должны перестать быть русскими, перестать быть собой, должны быть уничтожены, точнее — самоуничтожиться, поскольку это является единственной гарантией против их возрождения. В этом — суть русофобии.

Практически русофобская проповедь выражается в бесконечных упражнениях в унижении русских как народа, как определенной общественной группы — насмешках, издевательствах, непрерывном высмеивании, утверждении у них самих; мнения об их полной недееспособности, бездарности, «русской лени» и «русском пьянстве». Одновременно речь идет о парировании любых попыток русских соответствовать создаваемому Западом фантомному образцу «настоящей культуры». Любые попытки в этом направлении последовательными русофобами высмеиваются как жалкая и нелепая пародия. Любые аргументы русских в пользу того, что они обладают великой культурой, отметаются даже не аргументами, а издевательством и глумливой насмешкой. Когда американцу говорят, что американцы — «тупые болваны», то он может в ответ предъявить аргумент в виде зеленой бумажки с Бенджамином Франклином и авианосца «Знтерпрайз». В настоящее время производится настраивание культурных механизмов русской культуры на самоуничтожение. Русофобский «прием мышления» усваивается даже искренними (хотя и неглубокими} русскими патриотами, которые начинают заявлять, что если у России и русских нет некоего X (отличного от России и русских), то они недостойны существования, и лучше вовсе России погибнуть, чем быть такой уродиной. Та простая мысль, что цель существования страны и народа состоит в том, чтобы быть страной и народом, чтобы обеспечивать соответствующее место в иерархии человеческого бытия …» (с. 27) (с. 28-36).

Егор: «… нам неадо учиться быть националистами». … (Чтобы лучше понимать,  что именно хочет сказать Егор, надо принять, что под «БОГ» он понимает «ИСТИНА ОНТИЧНАЯ», и что цивилизационную матрицу он полагает многноуровневой, причем высшими элементами её считает государство – как стремление к Истине путем ступеней вербальнонго абстрагирования, - и Церковь – как стремление к Истине по ступеням чувственного абстрагирования, - МБЗ).